all of us have a place in history. mine is clouds.
Коллективный Разум существует и простое подтверждение этому можно найти в том. что многие называют Фатумом. События, складывающиеся таким образом, что благоволят даже маловероятному и избегаемому, нежелательному. Это бегство, противоречие между "желаю" и "не желаю" (мы привыкли слышать это в виде "не могу") находит адекватный Путь Блужданий в Циклоне Правд. Чем чаще этот Путь использовался, тем большая сила в нем сводить вероятности к тому или иному происшествию, а значит менять мир. Подкрепляется Путь так же и верой в закономерность событий для того или иного случая.
Мысль же человека, над которой действует этот алгоритм, является настройщиком Циклона Правд. В большинстве случаев это работает таким образом, что человек не находит лучшего решения, чем встать на очевидный ввиду своей сформированности и протоптанности Путь, не неся ничего значительного и нового в Циклон Правд, не оставляя уникального отпечатка на своей душе. Ведь он покидает свою мысль, оставляет её крохотной отправной точкой и становится на другую, не свою, перед которой длится протоптанный, рабочий Путь.
Человеческий выбор таким образом не является корнем его свободы, а напротив, её гибелью.
Вместе с тем человек волен сделать шаг вперёд от своей личной отправной точки, человек волен развивать свою мысль и идти своим собственным Путем; одаряет всех тех, кто только учится хождению над бездной, возможностью последовать по его зыбкой почве.
Человек, способный идти своим Путем (в дальнейшем "Танец", "Танцующий", "Танцевать"), от своей отправной точки, делает шаг и наступает на бездну, которая в то же мгновение обретает форму его мысли и дает твердь под ногами Танцующего. "Путь возникает под ногами идущего"
И скажите мне, разве не все, кто смеют шагать по пустоте, в глазах наших Безумцы?
итак, настоящее познание и приближение к Сингулярности возможно только для Танцующих Безумцев.
Новый Путь - блуждание и противоречие, питающее Сингулярность.
Для этого люди здесь. Бог не знает истины, он знает Сингулярность. Выращивать из неё Истину - вот наша работа на Земле. Отвечать на вопросы Бога.
Харон не говорит с умершими потому. что не понимает, зачем он ведет к Сингулярности того, кто выбрал уже существующее и бесполезное для неё. Он слышал всё, что они могут сказать.
Танцуйте, и Харон улыбнется нам при встрече.

@темы: летаргия коллективного сверхразума

all of us have a place in history. mine is clouds.
Не слушайте Дурака!
Никто не знает, когда Джокер играет,
шутит и попросту издевается над вами,
а когда спадают с Шута все маски,
и вместо лица с вами говорит Ни-че-го.



Бесчеловеческое


На каждой улице любого из городов есть такая компания. В ранние часы ночи они шумным смерчем проходят по дворам или тротуарам дорог. Многие раздражаются, уже размякнув в своих постелях, но в самом деле знают, что настоящая тишина наступает только после этих ребят, когда неоткуда больше ждать её нарушения, и сон больше не заставляет себя ждать. Вот и на этой улице остановилась шумная группа юношей и девушек, но возле дома, окна которого всё ещё излучали свет, который даже слегка нарочито говорил об уюте домашнего очага. От компании отделилась маленькая фигурка, помахала всем рукой, крикнула что-то на прощание.

- Пока, Юный Клаус! – ответили ему многоголосным воем, и хихиканием похожим на звон колоколов. Видно было, что они гордились своей репутацией нарушителей спокойствия, и явно ещё долго не собирались бросать эту тяжелую работу.

Мальчик не помнил, почему его так назвали, ведь когда он познакомился с этими ребятами, он уже не знал ни сколько ему лет, ни своего имени. Он просто улыбался своим друзьям, сияя от радости, что они всегда провожают его до дома и спокойно относятся к тому, что он покидает их так рано. Что они, такие свободные и дикие, дворовые, способны оценить значимость этого такого уютного и опрятного дома.

Юный Клаус развернулся лицом к сияющим окнам, и улыбка его потускнела, но не исчезла с лица совсем, просто он сам менялся, когда уходил от них. Забывал о приписанных ему десяти или двенадцати, по разным версиям, годах, терял самому себе четкое определение и шел к тому, что больше всего походило на него. Ведь кроме того он не знал и своего дома. Однажды он специально выбрал эту улицу на окраине города, где стояли только частные домики. По счастливому стечению обстоятельств, здесь пролегал его еженощный путь, и нашелся дом, окна которого не тухли до самых поздних часов, а весь его облик не мог не пронять даже самое равнодушное сердце своим теплом. Отчасти поэтому мальчик всегда проходил вдоль его стен, стараясь не заглядывать внутрь. Сам не понимая почему, он старался не знакомиться с уютом ближе, чем того требовалось.

Клаус прокрадывался на задний двор. Ходил он тихо, почти бесшумно и быстро, но совсем не так, как ходит вор, а как сытый хищник огибает человеческое жилище, если не остается другого пути. Задний двор граничил с лесопилкой, вгрызавшейся подобно гигантскому паразиту в плоть леса. Заметив её, мальчик по обыкновению выразил свое к ней отношение, брезгливо поморщив нос, и направился к тропинке, идущей в обход высоких сетчатых ограждений. Вот она. Здесь начинался его собственный путь, с этой лишь слегка, еле заметно притоптанной травы. Клаус решил приготовиться заранее. Он снял истоптанные кеды, положил их в свою сумку, повязал глаза темной лентой и ступил босыми ногами на Дракона. Да, не составило трудов узнать его сразу, этот Поток мудрости и силы, такой старый, что нет чисел для его лет. Под ногами он отзывался пульсирующим волнами океаном мощи, направленным в одно русло; чувствовалась мягкая струящаяся шерсть на загривке Дракона; взгляд же сквозь ткань и веки мог различить только его золотой свет неименуемой скорости и силы. Ко всему вокруг из Потока тянулись едва заметные паутинки, так что Клаус совсем не боялся наступить на стеклянные осколки пивных бутылок, следов пребывания здесь рабочих лесопилки, больших любителей выпить после смены. В этих местах паутинки краснели, дрожали и болезненно скручивались, но Дракон не одергивал их, в бесконечной мудрости своей не разделяя вещи на плохие и хорошие, уместные и нет.

Когда Клаус в первый раз увидел границу мира, где обитал другой могучий дух, куда более молодой, чем Дракон; то, как Поток разбивается о неё, мальчик испугался за него. Но вскоре он увидел, что Дракон рассеивается дельтой, направляясь к каждому дереву, стремясь прямо сквозь него к кроне, разбивается на ветки и там, с листьев, едва слышимым треском и шепотом, как мириады крохотных светлячков, перелетает на соседние кроны, чтобы устремиться к корням и снова взмыть вверх. «Так он общается с Духом Леса, в бесконечной мудрости своей не разделяя вещи на молодые и старые. Этим самым треском и шепотом.» Видя, что от этих перемещений Маленькие Потоки не теряют в своей силе, Клаус успокоил себя тем, что их разговор явно ладится.

В мире Духа Леса всё было совсем по-другому, в нём Поток уступал место другим огням, от которых сам воздух вокруг мерцал и становился гуще. Это приятно заполняло Юного Клауса ароматами и свежестью, не заставляя при этом закашливаться от влаги или духоты. Эти огни свисали большими разноцветными каплями с некоторых веток, наливаясь от проходившего через них Потока. Иногда они становились слишком большими и падали вниз, разбрасывая вокруг мелкие брызги вспышки цветового взрыва, даруя благодатную почву лишайникам и мхам. Но как в первый раз, так и в каждый Клауса более всех других привлекали огни глаз ночных хищников. Такими их не увидишь даже в самых смелых фантазиях, они могли говорить. Глаза сов говорили о страхе и смелости, глаза куниц о честности и хитрости. Если где-то и у кого-то мог учиться Юный Клаус, так только здесь и у этих глаз. Но наиболее старательно он выискивал холодный огонь мудрости и безумия, боли и силы духа, свободы и ответственности, одиночества и сплоченности настоящей стаи. Мальчик искал взгляда волков. Он до сих пор не может понять, тогда, в первый раз, они ли нашли его, или он нашел их. Эта встреча была настолько неожиданной, что Клаус перепугался и захотел снять повязку. Открыв глаза, он увидел оскаленные морды, услышал озлобленное рычание. Подумав, что это конец, он снова зажмурил глаза и увидел, что взгляды просто разочарованно отвернулись в другую сторону. Тогда Клаус сделал то, чего от себя совсем не ожидал. Он просто сел перед ними и снова завязал себе глаза. Казалось, это стало неожиданностью и для стаи. Глаза снова завороженно замерли на мальчике. Самый большой из огней оглядел своих товарищей, их взгляды скользнули по нему. В стае царило смятение и неуверенность.
Тогда Вожак подошел к мальчику и уткнулся носом в его волосы. И в этот раз, как и тогда после этого жеста одобрения Клаус обнял Вожака за шею в знак радости встрече. Стая и мальчик много разговаривали о том, что видели и как именно то или иное явление видел каждый из пришедших. Они рассказали Клаусу, почему Дракон не боится разбиваться о Лес, и почему в их разговорах столько шепота, почему Небо всегда в этих разговорах молчит, а Ветер только скачет вокруг и гримасничает. Но сегодня Клаус хотел узнать одну особенно важную вещь.

Они собирались с волками в самом центре леса, где огней было столько, что ни с одной стороны собеседников не было видно, лишь изредка забредала одна старая сова, да только потому, что была уже подслеповата и совсем не ориентировалась на зрение. И сейчас она сидела на ближайшей ветке. Клаус прокашлялся, унял дрожь волнения в голосе и произнес свой вопрос:

- Вы помните, друзья? Тогда, в нашу первую встречу. Почему не напали вы на меня?
-Мы помним. – ответил за всех Вожак – Ты увидел нас, ты говорить с нами пришел. Как можешь ты быть нашей добычей? Раньше мы такого не встречали, но так рассудили.
- Но если есть что-то, что хоть чем-то может быть опасно, то не уничтожить ли это велит вам ваш долг стаи? А что может быть более опасным, чем то, что похоже на грызущую ваш дом заразу, да ещё и с совершенно неизвестными новыми качествами?
- Да, мы думали об этом. Они боятся нас, и однажды мы встанем на защиту Духа Леса, но ты не испугался. Мы слышали только об ещё одном таком человеке, от другой стаи. Мы не знаем, почему ему сохранили жизнь, но надеемся, что на их месте так поступил бы любой волк.
- Как же вы услышали об этом? Вы же не ходите в другие леса!
- Мы, Вожаки, видим огни друг друга всегда. – гордо сказал Вожак.
- И что же, на любом расстоянии!? Вы сможете сказать, где они? – изумился Юный Клаус.

Стая зашепталась.

- Расстояние? Что это такое?
- Ну… - замялся Клаус в поисках слов – Это то, чем люди связывают свое нежелание с окружающей их действительностью.
- В таком случае… - задумался Вожак и покачал головой – Расстояние до той стаи немалое.
- Ха-х-х! – просипела сова – Тоже мне, могучее животное, первый хищник. Расстояние тут вообще почти никакое! И там такие вкусные, большие и неторопливые мыши, что промахнуться просто невозможно. – мечтательно закончила она.
- Спасибо, друзья. Вы мне очень помогли. – Клаус подошел и обнял Вожака за шею – Вас ждут ваши дети, скоро утро начнется.
- Удачи в твоих поисках. Пусть твое желание сотрет всякое расстояние. – сказал на прощание Вожак, ткнулся носом в макушку мальчика и вместе со стаей ушел в свое логово.

Остаток ночи мальчик провел так, как проводил его всегда. Он сел под самое могучее и раскидистое дерево, которое легко вмещала в себя сразу три Маленьких Потока, и некоторое время вслушивался в шепот Дракона и Духа Леса. Сквозь дрему, навеянную шорохами и приглушенным предрассветным сиянием Леса, он вдруг услышал имя. «Это она, это точно она! Теперь знаю её имя!» - возликовал Клаус. Она… После этой мысли он сразу уснул, будто бы получил от прошедшего дня гораздо даже больше, чем хотелось бы в него вместить.

Днём он очнулся и, сняв повязку и одев кеды, пошел к своим друзьям. Его встретили традиционным громким приветствием. Кто-то спросил:

- Как там дома? – без тени насмешки.
- Спасибо, дома все хорошо. – ответил Юный Клаус.
А затем прикрыл глаза, улыбнулся и совершенно искренне себе ответил: «Дома всё хорошо.»


* * *


- Пьер, братишка, ты же не думаешь, что это тот самый Клаус? – нахмурил брови Мортимер.
Пьер вздохнул: - Нет, Морти… К сожалению это совершенно разные люди.
- Тогда что же мы здесь с тобой делаем!? – раздосадованно взвыл Морти.
- Пойми меня правильно, братик, я просто очень люблю истории про Клаусов. Видимо такие уж они все, что с ними происходит все самое интересное. И вот, я как раз жду следующую. Тем более, что тебе эта должна особенно понравиться.
- А про что она? – досада в голосе куда-то испарилась, один чистый интерес.
- А я откуда знаю? – рассмеялся Пьер – Ладно, хватит вопросов, а то таким образом и до утра можно просидеть, а ты так и не уснешь.
- Ну ладно, я тебя утром тогда просто затерроризирую. Вот увидишь. – а затем гораздо мягче – Доброй ночи, братик.
- Доброй ночи, Морти. И теплых тебе бескошмарий. – Тихо сказал Пьер и выключил свет.
Он знал, что на завтрашнее утро Мортимер уже ничего не вспомнит, а найдет тысячу новых поводов его терроризировать. Этот мальчик никогда не откладывал ничего на завтра, даже если не успевал или вовсе забывал сегодня.
- Бескошмарий. – тихо прошелестел Морти.

@темы: высокохудожественные говна

08:26 

Доступ к записи ограничен

all of us have a place in history. mine is clouds.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

22:07

all of us have a place in history. mine is clouds.
29.08.2011 в 10:14
Пишет  тони такс:

— Я вложил в это свою душу! — Обижено заявил Лерой.
— Тогда выложи её, пожалуйста, и выброси "это", — Клер брезгливо покосился на содержимое тарелки, — в мусорный бак.

URL записи

all of us have a place in history. mine is clouds.
Я боюсь, что от меня пахнет так же, как от всех здесь. Ведь я вовсе не член их стаи. Поэтому я мало ем, и морской бриз таки свалил меня с ног. Как назло это вызвало расхожие отклики в местной публике.

Отец приходит 5 раз в день в нашу с ним общую комнату, в шутку грозится кулаком, шутя, называет меня каким-нибудь словом, отображающим отсутствие во мне интеллекта (на неизменный вопрос «А что, собственно, я сделал не так?» он гикает, словно подсказывая, в каком месте его «шутки» на до было смеяться) и чисто шуточно приказывает мне что-нибудь предпринять против болезни. Я смеюсь или, насмехаясь то ли над собой, то ли над ним, то ли над всей этой горестной ситуацией, гикаю его глумливым эхом. Ведь он сразу же поехал и купил все лекарства. Эта миниатюра – прекрасная модель для всей величины абсурда наших с ним отношений.

Бабушка ходит, согнувшись прямым углом в поясе, опирается на страшного вида «палку» и печется обо мне, как о маленьком в силу своих малых и весьма малых возможностей. Она даже пару раз поднялась сюда, на второй этаж, после чего уже мне пришлось в шутку её отчитывать. Постоянно уверяю её, что я сыт и чувствую себя лучше, чем Ленин, который всегда-превсегда жив. Ни разу не видел, чтобы она спала, ела или вообще занималась своими потребностями. Она напоминает безнадежно поломанного робота, который цепляется за свои функции, как за последнее, что дает ему ещё существовать. Я не с жестокостью, я с сожалением.

Почему «как назло»? Потому что меня задевает то, что меня игнорируют, и в то же время я в ужасе от того, что обо мне заботятся. А ведь я и не капризный. От своей матери я бы принял куда большую опеку с великим удовольствием и ни капли бы не обиделся, если б она пропадала на работе или свалила веселиться с подругами к кому-нибудь из них на дачу, предоставив мне тем самым несколько дней раздумий в одиночестве, тишине и спокойствии (странно, но некоторые считают, что вот такие вот раздумья – это нечто само по себе ужасное и чуть ли не постыдное, как срамная болезнь или сексуальное извращение, хотя я и здесь не вижу, чего бы стыдиться, что, согласен, странно). «Как назло» это дает мне понять, что я просто не люблю всех этих людей, они – не моя стая. Я не с жестокостью, я с сожалением.

Наверное, поэтому отец изредка позволяет себе раздражаться из-за меня, потому, что что бы он мне ни давал из того, что у него есть, я ничего не приемлю до конца. Наверное, я не прав. И пусть он всегда будет бесконечно далек от понимания, что мне нужно в принципе куда меньше, но при этом непосильно больше, чем он сможет предложить, а состарившись, ему, как сейчас дедушке, станет абсолютно на все плевать, кроме маленьких радостей жизни вроде пьянства, рыбалки, охоты и бани. И пусть, что моя к нему любовь всегда будет более всего походить на атавизм и причинять болезнь и неудобства нам обоим, главное, что хоть какая-то она есть и, дай боже(!), ему этого будет достаточно, ибо я в свою очередь обещаю это терпеть. И не с жестокостью, а с сожалением.

Честно говоря, я и не об этом вовсе хотел написать. Просто, подводя итоги этой поездки и лета в целом, обнаружил, что в этом месте слог уж больно хорошо складывается. В итогах я могу казать только то, что здесь прожил Книгу. Я всегда рад был с вами поделиться всем, что имею на этом фронте, в основном это была музыка, даже самая сокровенная для меня, близкая сердцу, дающая непозволительно много информации обо мне, делающая меня уязвимым, обезоруживающая перед вашим взором. Здесь стоило бы сказать, что умеющий слушать да услышит, но я верю и всегда верил в вас, люди. Однако, Книгу я намерен держать в секрете по мере моих сил, ибо это СЛИШКОМ. Я не знаю, кто этот автор, кто этот человек такой, но он знает меня с рождения и живет в моей голове и моей головой. Он описал мою мечту и разрушил мой мир, наверное, чтобы смог собрать из него свою мечту. Не знаю, кто «смог собрать», но я привык брать на себя непосильные задачи и не справляться с ними. На ум приходит только одно создание, и даже слегка постыдно по нему скучается. Наконец-то без жестокости с чьей-либо стороны, а с одним только сожалением.

Я прожил Книгу, и мне нравятся обломки моего мира, я вдруг понял, что предсказуемо каждый раз рвался его собирать заново, а теперь вдруг не вижу в этом особого смысла. Я прожил её, но не пережил, для этого мне придется умереть или «уйти совсем». И даже тогда не получится.
Но не так уж критично. Не умею я, в конце концов, хранить свои секреты (а чужие храню только потому, что забываю их)… Куда бы вы потом от меня ни делись. Я решаю только на сейчас, а не на потом. Своей стае. Тем людям, которым могу и подарить и душу. Вместе с новым именем, пожалуй. А всем, кого стороной обойдет, могу сказать только, что это я без жестокости, только с сожалением.

От восторга путаются мысли.

Я прожил Книгу, а у бабушки ноги почернели. Не зря я сюда приехал.
И ни в чем, что случилось этим летом, нет ни толики жестокости, всё только пронизано насквозь и не единожды моим сожалением.

@темы: сами виноваты, что прочитали

23:36

all of us have a place in history. mine is clouds.
Короче нате, восхищайтесь и любите: http://lib.rus.ec/b/194875/read
Сам книжку возму, скину то, чего там нет. Например, как сделать Ничто.

all of us have a place in history. mine is clouds.
Демиург Шамбамбукли с замиранием сердца представил свое Творение высокой комиссии.

— Ерунда какая! — скривился Первый. — Вы посмотрите, как у него изогнуто пространство!

— А что, даже красиво… — протянул Второй. — Это из-за тяготения, верно?

Шамбамбукли только кивнул. С тяготением и правда вышла какая-то несуразица. Мироздание расползалось в руках, и пришлось его скрепить первым, что придумалось.

— Вообще-то, интересная задумка. Оригинальная. — Третий с интересом наблюдал, как планеты бегают по орбитам. — Обратите внимание, как четко все работает. А ведь не должно, по идее…

— Это не по правилам! — упрямо возразил Первый. — Солнце должно обращаться вокруг планеты, а не наоборот!

— Но субъективно так и происходит!

— А яблоки? Почему они падают вниз, хотя должны улетать к горизонту?

— Так ведь здесь нет горизонта.

— Но субъективно-то он есть!

— Да ну, яблоки — это мелочь. Реки тоже вниз текут! Вот это проблема!

— Нет никакой проблемы. Сами гляньте, океаны тоже внизу.

— А почему они не выливаются?

— Куда?

— Вниз.

— А где тут низ?

Комиссия стала вертеть Творение и так и эдак, пытаясь определить, где тут верх, а где низ.

— Знаете, а вверх ногами даже симпатичнее выглядит!

— Звезд многовато… не люблю я эту мишуру.

— И сами они великоваты, пожалуй. Монументализм, причем помпезный.

— А очертания материков? Это уже абстракция какая-то…

Шамбамбукли потупился. Вообще-то, изначально материк был только один, но потом почему-то развалился на части.

— Но с гравитацией — это интересно придумано…

— Отнюдь! Я считаю, что это порочная идея. Так же, как и эта новомодная сила трения.

— Ну почему же! Ведь все работает?

— Некрасиво потому что! И яблоки падают вниз. Представьте себе, сидите вы под деревом, а оно вам на голову упадет!

— Да, это, конечно…

Шамбамбукли вздохнул. Глупо было даже надеяться, что его Творение заслужит наименование «Лучший из миров»

all of us have a place in history. mine is clouds.
Демиург Шамбамбукли осторожно открыл корзинку, достал из нее яичко (не простое, золотое!) и утвердил посреди Великого Ничто.

— Так, где оно тут включается..?

Яичко было совершенно гладкое, без указателей. Демиург Шамбамбукли почесал нос и снова полез в корзинку, за инструкцией.

— «Сориентировать Яйцо по продольной оси будущей Вселенной, с максимальным отклонением в 3 пикосекунды…»

Демиург Шамбамбукли поправил яичко и стал читать дальше.

— «Крутящий момент… скорость разбегания… избегать сотрясений… следить за равномерностью потока…» А как оно включается-то?!

Об этом в инструкции не было ни слова. Демиург Шамбамбукли поднял яичко, повертел его и так и сяк, надавил на острый конец, потом на тупой. Ничего не произошло. Демиург Шамбамбукли попробовал развинтить яичко. Оно не поддавалось. Наплевав на инструкцию, демиург Шамбамбукли потряс яичко. Безрезультатно.

Прошло несколько часов. Взмыленный демиург Шамбамбукли остервенело топтал яичко сапогами, швырял его о грани мироздания, пытался даже разгрызть… Бил, бил, не разбил.

Мышка бежала, хвостиком махнула…

И грянул Великий Взрыв!

all of us have a place in history. mine is clouds.
27.07.2011 в 13:52
Пишет  Kaleidoscope Eyes:

-586.


URL записи

all of us have a place in history. mine is clouds.
Абсурд бесконечен.
Вам, наверное, не интересно, но я всё равно скажу.
Расскажу вам об одном из принципов получения хорошей жизни. И он всего один из многих. Вы можете не подозревать, родиться в хорошей семье, любить всех до фанатизма, быть позитивными и творить одно добро. Однако, большинство из вас живет в изоляции, информационном вакууме. Смотря вниз, вы видите пол или землю, но не то, что под ним. Не Ад из миллионов загубленных, проклятых душ. А он есть, и прямо здесь, на Земле. Вокруг красивые картинки, на которых могут быть даже мертвые, но вы не увидите настоящих смерти, тлена и разрушения.
Ладно, хватит лирических отступлений и пустых слов. Есть две неблагодарные профессии, которые не так давно считались ущербными и нищими, но нужными. Нынешняя полиция с новым названием перенесла в невыносимо светлое будущее ещё и старые милицейские привычки. Ребята некогда правильно поняли, какая в их руках сосредоточена власть, и на данный момент все уже хорошо знают, чем они занимаются и как берегут наш покой. Но речь не об этом. Дело в том, что их опасная и трудная служба включает в себя малознакомые обывателю, но, готов спорить, в недалеком будущем вполне обыденные обязанности: они санитары города. Люди, смеющиеся в голос над громоздкими и неповоротливыми финансовыми пирамидами, они просто ищут "недостойные элементы нашего общества" (вовсе не только алкоголиков и наркоманов), и выкидывают их на улицы, передают в руки сослуживцев и тех, кто готов платить. Кто-то из покупателей знает об этой уловке, а кто-то нет. Но этим в самом деле никого не удивишь, поговорим о других "санитарах". Вышеупомянутых "дефективных элементов" с улицы забирают психиатры. Курс лечения на определённых лекарствах можно определить иначе как абсолютно легальное убийство. Кроме уже кинутых бедолаг забирают ещё и старушек, родственники которых заняты своей жизнью. Делать всё надо быстро, пока те не вспомнили, что им нужно наследство. Но в основном не успевают - квартира переходит врачам и опять же ни о чем не подозревающим покупателям.
Откуда деньги у покупателей - отдельная история, и она слишком многолика, чтобы иметь возможность быть рассказанной. Но кто видел, тот знает. И вы присмотритесь хоть раз к миру. Скажу только, что есть одно противоречивое правило: "Чем больше даешь, тем меньше ценят." Когда перестаешь отдавать, отпадает в тебе всякая необходимость. И это я уже, кажется, не о разводках.

20:04

all of us have a place in history. mine is clouds.
«Оживление Живых»


«Не вечно то, что в Вечности пребудет,
Со смертью Времени и Смерть умрет.»
(Говард Филлип Лавкрафт)



Цвет Свободы

I

В сакральный час весеннего заката, под действием узких улиц, искрящихся теплым светом после дождя, Клаус Одд почувствовал себя пьяным. Он натянул пониже кепку, чиркнул спичкой и застил дымом свои глаза. Мир тут же превратился сплошное марево, вокруг только движения цвета и света, больше никаких привычных форм и очертаний.

Клаус назвал это свободой и преодолел ради неё невыносимое жжение в глазах. Стараясь не моргать, он отправился сквозь этот новый мир на поиски своего дома. «Может быть, здесь он существует?» - подумалось ему.

Цепляясь за ощущение освобождения от знакомого, впадая в оцепенение от страха неизвестности, идущего с ним бок о бок, он приходил в восторг от потока невнятных видений, заменивших те места, где он раньше жил. Он брел вперёд, не позволяя себе слабости вспоминать имена вещей, что преграждали ему путь: быстрых и пестрых бликов, проносящихся совсем рядом, громко крича и гоняясь друг за другом; серые, холодные монолиты границ этого Нового Мира.

Нельзя сказать, что Новый мир так уж нравился Клаусу. Он причинял колоссальные неудобства, в нем все было незнакомо, любая новая деталь повергала в трепет, но Клаус Одд не искал теперь для себя ничего лучшего, ему была необходима одна только свежесть. Он устал, и больше не помогали ему ни отдых, ни отдохновение. Вся его жизнь от рассвета до первой звезды требовала сводящего с ума напряжения воли. Все силы его уходили хотя бы даже на то, что бы фокусировать взгляд на недрах собственного существа, лишь бы не рассеивать внимание на окружающую его действительность. И этим вечером он решил отказаться от всякой сосредоточенности на чем бы то ни было и придумал Новый Мир. Мир призраков, переменчивых теней и бесконечного сияния.

Единственная проблема заключалась в том, что попасть в этот мир – затея только для тех, кто сильно переоценивает свою храбрость. Не найдя в себе вообще никакой храбрости, Клаус обратился к тому его постоянному мучителю, которого, он знал, хватило бы и на добрую половину обитателей его города. Он обратился к отчаянию. Сперва он решил заставить себя плакать и не нашел лучшего способа, чем поставить перед собой зеркало и часами всматриваться в своё исхудавшее, ощетинившееся преждевременной сединой лицо. Его душу рвало на части, он трижды признал себя страшнейшим экзекутором, превзошедшим все пытки дальнего востока и по изощренности страданий жертвы, и по простоте исполнения, но так и не проронил ни одной слезы. Отправившись закурить своё разочарование, он и догадался составить план куда более простой.

Для полноты ощущения отчужденности от бренной реальности Клаус закрыл уши ладонями, дважды отругал себя за промелькнувшие в голове имена частей своего тела, пришедших из никудышного прошлого, и отправился в том направлении, где оно не грозило столкнуться с ним.
В момент, когда он приближался к городской площади, глаза начали предательски закрываться от жуткой рези, но Клаус наперекор всему открыл их так широко, как только мог. Словно поощряя такую самоотверженность, Новый Мир цвета и света показал себя во всём великолепии: то тут, то там вспыхивали блестящие всполохи чистой лазури среди всепоглощающего матового сияния ослепительной синевы свободы, внутри которой лиловые, серые и изумрудные потоки играли друг с другом, то сливаясь вместе, то распадаясь вновь, порождая новые искры цветов всей завораживающей потусторонней палитры, вспарывающие и окрашивающие причудливо извивающиеся тени. Всё это порождало множество призраков, прямых свидетельств смерти тоски и гнетущей обыденности Клауса Одда.

Внезапно что-то теплое и губительно материальное коснулось плеча носителя Нового Мира.
- С вами всё в порядке? – произнес обеспокоенный голос.

«Люди…» - пронеслось в голове Клауса и разрушило последние надежды. Превозмогая обиду и боль, чудовищным усилием воли он сморгнул слезы. Сообразив, что на него, стоящего посреди улицы с видом живого осознания собственного унижения и разочарования, до сих пор зажимающего уши, с лицом залитым слезами, на котором раскаленными углями светятся красной злобой глаза, пристально смотрят люди, которых он бы узнал скорее всего, если бы был в силах взглянуть им в лица; Клаус потупил взгляд, придал лицу его обычное сосредоточенное выражение, активно закивал головой и стремительно зашагал прочь.

Не понимая, плачет ли он от боли в глазах, или от обиды и злости, да и вообще плохо владея своим сознанием из-за нарастающего шума бунтующего и оскорбленного разума, у которого отняли жизнь, что он не успел даже распробовать, Клаус направился к своему последнему пристанищу.
«Я так и не нашел свой дом. Может, он и правда там есть?» - подумал Клаус Одд в последний момент, прежде чем шум поглотил последние мысли.


II

Ему показалось, что, упав на свою постель, он прошел сквозь бушующую, шумную пенистую поверхность океана и не захотел из него выбираться. Там, на поверхности не было ничего нового, ничего такого, что не успело бы набить ему аскому. Он решил погружаться дальше, и в этот самый момент вода перестала пугать его. Ему больше не хотелось дышать, всё, что осталось важным – это успеть рассмотреть перед смертью то место, в котором он оказался.

Клаус Одд открыл глаза. Воды вокруг темнели, шум остался далеко вверху. Он спускался в пучину давящей и непроглядной тишины, отсутствия всяких ощущений, без лучика света, без надежды на выживание. Клаус вовсе не хотел умирать, он лишь хотел провести здесь последние секунды жизни.
«Это свобода.» - подумал он прежде, чем тьма и покой превратились в буйство света и многоголосый вой.

III
Ревя мотором и сгоняя с дороги расслабившихся за безлюдное ночное время собак, проехал грузовик мимо окон разваливающегося дома, что стоит в разваливающемся городе, в котором на разваливающейся кровати с разваливающейся на части головой лежал Клаус Одд.

Он смотрел на кривые линии отраженного фонарного света, бледные и недвижимые, будто вмерзшие в окружающую их темноту потолка. Он с сожалением думал о том, что эта ночь обязательно закончится. В комнату прокрадутся другие лучи, те, что каждое утро час от часа пробираются сквозь пыль его комнаты к кровати и настигают его здесь, заставляя вновь и вновь оживать. И он, без сна, не насладившись сполна картиной замершего города, снова будет придумывать способы вернуться в Новый Мир.

Но в это утро, не дожидаясь момента, когда утренний холодный свет доберётся до Клауса, тревожней обычного зазвонил телефон. От неожиданности Клаус совершенно неосознанно, привычным движением достал из-под подушки помятую сигарету и впился в неё зубами. За последнее время он уже почти забыл, что эта черная, покрытая настоящим ковром из пыли штуковина ещё и может звонить. Он осторожно поднял трубку и поднёс к уху:
-Здравствуйте, я звоню по объявлению.
-Я не давал никаких объявлений.
-Правда? Обидно.
-Сочувствую. – Клаус положил трубку и, задумавшись, посильнее зажал сигарету в зубах.

Он присел на кровати и, заметив, как в комнату заглядывает обескураженное отнятием его обычной роли солнце, злорадно фыркнул на него клубом дыма, чем на самом деле дал только ему отличный предмет для игр. Не выдержав созерцания беззаботного веселья солнечных лучей, Клаус фыркнул ещё раз, выругался и отправился в ванную. Выйдя в коридор, он чуть нее споткнулся от удивления: дверь была приоткрыта. Метнувшись закрывать её, он в последний момент заметил, что за дверью кто-то есть. Напуганный до полусмерти, он прислонился к двери. Тяжело дыша, он постарался привести мысли в порядок. Потерпев полный крах в этом начинании, он неожиданно для самого себя одним рывком распахнул дверь обратно. Он раскрыл рот от потрясения, сигарета опасно повисла на его нижней губе, целясь тлеющим своим концом ровно в большой палец правой ноги.
- Ты! – только и сумел выдавить из себя Клаус.
- Уберите правую ногу.
- Че?..аааайй!
- Я предупреждал.… Так вы точно не давали объявления?
- Ты! – снова взревел Клаус, указывая пальцем куда-то вглубь своей комнаты, где стоял телефон.
- Я Пьер.
- Ты в своем уме?
- Вы опять за свое? Говорил вам, нет у меня такового. – начал он, и продолжил, уже куда меньше внимания уделяя собеседнику: - Хотя, может его просто одолжил Морти…
- Как тебе вообще духу хватило? – возмущался Клаус, но вдруг остановился, его осенило:
- Как ты выжил!? – его удивление вышло за свои пределы.
- О, мой друг, вы ещё мало видели!
- Молодой человек, я в этом мире побольше вашего, и всякого повидал, но чтобы юноши восставали не из своих могил – это выше моего понимания.
- Ну, говорят, в молодости – Пьер невесело рассмеялся – больше свободы. В этом, видимо, моя свобода.
- Я видел свободу, она не бледная и тощая, и не носит… - Клаус перевел взгляд на пальто Пьера и запнулся.
- Ого, и какая она?
- Синяя. – угрюмо буркнул Одд.
- Я же говорю, Морти, он нам подходит! – воскликнул Пьер, обращаясь куда-то за спину.
- Всё равно скучно! – взвыл Мортимер Хайгейт, высунув лохматую черноволосую голову из-за плеча брата. – Пьер, так мы можем заселяться?

Тут разум Клауса отдал все швартовые. Одд с размаху бросил ключи от квартиры на землю прямо перед собой, и, громко пробубнив: «А, делайте что хотите» - унесся туда, откуда не найдет дороги обратно.

@темы: высокохудожественные говна

all of us have a place in history. mine is clouds.
Я вчера ходил на репетицию местной группы "Чизкейк". Идиотское название никак не отражает сути, я вам скажу. Ребята в самом деле молодцы. Я никак не ожидал такого. Это вам не говнометал, не говнопанк и не говноинди, а нормальный такой рок. Я вам больше скажу: это нормальный такой русский рок, и вы вряд ли ещё от меня такое слышали, ибо я не переношу русский рок, а тут мне взяло и понравилось. Сам в шоке, комментариев не даю. Барабанщик Юра - мазафакер-консерватор, малейшая импровизация со стороны гитаристов вызывает у него приступ неконтролируемого палочкокидания, ибо он, бедолага, сбивается. А ещё он полный и с бородкой, неутомим, как настоящий барабанщик, когда все отдыхают и курят (даже я, ничего не делавший, нуждался в маленькой передышке) он продолжает дубасить, и очень-очень ладно дубасить, выдавая порой такие темы, что хоть обними и плачь. Соло-гитарист Никита второй по неутомимости, в перерывах играет Тот Самый Неебический Гитарный Запил Из "Plug In Baby" Muse. Ему офигенно скучно играть одно и то же, он просто из штанов выпрыгивает, как хочет играть то, что только что пришло в голову, поэтому немного бесит барабанщика. Ритм-гитарист / солист Вадим добр неимоверно и вообще крутой, хоть и поет, как будто бы дворовую песню затянуть решил. Он в рубашечке, заправленной в брюки, в туфлях, ему порядочно лет и он ездит на хонде аккорд. Короче, впечатляет, как человек. Басист Андрей - мой товарищ, он меня и пригласил. Крепкого телосложения. но при этом с типично эмарьской прической, сам плакать не торопится, в общем, ходячее противоречие, всё как надо. Играет здорово, но не виртуозно, просто хорошо знает своё дело в этой группе. У на с ним схожие планы по созданию коллектива, так что зашибись, но кроме нас никого нет, таких дураков.

Восхищение номер два: Люди из избранного, вы что, все поумнели внезапно? О.о

Восхищение номер три: Следующий пост - вторая часть моих мытарств по изнанке своей головы. И мне нравится!

all of us have a place in history. mine is clouds.
Ни больше, ни меньше, всё началось именно так…

- Клаус, дьявол тебя дери, не можешь держать ровнее?! – голос Сэма срывался, но он продолжал самоотверженно будить Клауса Одда аккурат раз в минуту.
- Да, конечно, Сэм, как скажешь. – хотя Клаусу как раз казалось, что усни он прямо тут, с верёвкой в руках, пользы от него было бы куда больше.

Спустя пару воплей Сэма, Клаусу и самому надоело клевать носом, и он рассудил, что к вечеру и в самом деле неплохо было бы проснуться. Он облокотился на лопату, торчащую рядом огляделся по сторонам. Туман исполинским белёсым слизнем переваливался через надгробия, с холма на холм, оставляя за собой, влажный след росы на не кошеной траве, радуя мхи на мемориальных плитах, которые, как и наш нерадивый гробокопатель, судя по всему, совсем недавно связали свою жизнь с этим кладбищем.

Одда передёрнуло, силясь унять свое воображение, он вдохнул глубже и чуть не захлебнулся. Прокашлявшись, он неуклюже потянулся за сигаретами и случайно задел верёвку.

- Господь Боже! Клаус! – донеслось из могилы – Надо мной висит мертвый человек в чертовом гробу! Всё, что меня отделяет от самой нелепой смерти, какую только выдумать можно – это ещё в прошлом месяце покосившаяся тренога, перекинутая через неё верёвка, её крепление в сырой и рыхлой земле и ТЫ, бестолочь! И что я вижу?! Эта веревка будто пляшет в твоих руках!
Положив тяжелую от бессонницы голову на ручку лопаты, Клаус слушал с видом равнодушия и обреченности, но смотрел он куда-то вдаль, поверх Сэма, к ним двигалось что-то , что заслуживало больше внимания.
- Самая?.. – начал он
- Чего ты там мямлишь?
- А ничего.… Своими воплями ты привел к нам куда более нелепую альтернативу возможности быть убитым покойником. Ты когда-нибудь видел гигантского паука с двустволкой?
К ним действительно сквозь туман пробиралось нечто, очень напомнившее Клаусу о тех страшных фотографиях пещерных шестиногих тварей, веками и тысячелетиями не видевших солнечного света и давно разминувшихся с общеизвестной эволюцией.
- Ты что, пьян?!
- Нет, всё сходится: белёсое вытянутое тело, неимоверно длинные и тонкие конечности, хоть и не полный комплект. – в голосе Клауса отчетливо читалось, что его может удивить только то, что сам этой картине не удивился ни капли.
Сэм высунул голову из ямы и охнул:
- Матерь Божья! Да ты прав…
Теперь Клаус в самом деле удивился, он и сам готов был спорить, что пьян.

Чем ближе приближался незнакомец, тем больше в нем находилось человеческих черт, но ни в тот момент, ни когда бы то ни было с тех пор Клаус не мог до конца определить его человеком.
Уже в тот момент он понял три вещи об этом странном парне: он один из тех, кто с оружием куда безопаснее, чем без него; о такой потертой и старомодной одежде, как у этого парня можно только бесконечно мечтать; и он имеет очень мало общего с людьми.

- Простите, господа, это мое кладбище. – он дрожал и запинался на каждом слове, а его взгляд бегал между Клаусом, Сэмом, гробом над ним и стволом ружья, лишь на секунду или две он задержал внимание на Одде, тупо уставившимся на его пальто с лицом, полностью выдающим его желание огреть паренька лопатой по голове и утащить прекрасную добычу.
- Парень, что за ерунду ты городишь? – разум Сэма не справлялся с абсурдностью ситуации – Здесь все принадлежит мне, мне вверено это кладбище, и, если у тебя есть все полномочия его забрать, то, пожалуйста, бери его себе с потрохами, даже денег с тебя не возьму.
- Сэм, это человек с двустволкой, у него есть все полномочия. – ни с того, ни с сего решил Одд подыграть бледному парню, напуганному до ужаса своим собственным ружьем.
- Заткнись, Клаус! – по обыкновению огрызнулся Сэм.
-Со всем уважением, но вы в самом деле думаете, что как только вы опустите этого человека в землю, он станет вашим, а права на занимаемую площадь исчезают с появлением запаха трупного разложения? Кстати, кто он? – юноша дернул ружьям в сторону гроба, Сэм вздрогнул и спрятался в могиле.
Несмотря на всю околесицу, что нес этот бедолага, он доводил Сэма до нервного тика и тем начинал действительно нравится Клаусу, хотя пальто пока нравилось ему больше.
- Кстати, кто ты такой? Ну, кроме того, что ты король кладбища «Вэллвэй». – попробовал съязвить Сэм.
- Сэм, заткнись! – впервые на него рыкнул Клаус. Ему было слишком интересно пообщаться с этим бледным чудаком.
- Этот парень, - он указал пальцем на гроб за своей спиной – он военный преступник, убивал тех, кто не верно толковал его приказы. Однажды он, наверное, сам не понял, чего хочет, но так или иначе, он пустил себе пулю в лоб. Как видишь, никакой панихиды, никаких церковных обрядов. А теперь твоя очередь. Кто ты такой?

Парень заметно разнервничался, его голос стал выше и дрожал не переставая, ему будто бы не хватало воздуха.
-Мать моя земля, Морти это совсем не понравится. – пролепетал он – А все эти люди?..
- Они мало чем отличаются от этого. Душегубы, самоубийцы и все прочие засранцы, которых на себе твердь держать отказывается…
- Парень, этот ответ был авансом. Давай, отвечай, не испытывай мое терпение. – Сэм немного оправился от шока.
- Честно говоря, ни разу не видел, чтобы кто-то по этим ребятам слезы лил. – заключил Клаус.

Казалось, сейчас заплачет этот самый чудной юноша:
-Как же так?! – он был вне себя от обиды – Земля, говорите, не носит? Они же в ней, глупцы! Что вы вообще тут творите!? Как вам твердолобости вашей только хватает! – его ноги больше не слушали голову, хотя судя по её состоянию, возможно, это и было безоговорочное послушание. Он шатался из стороны в сторону и размахивал ружьем, явно забыв, что оно вообще находится в его руках. Два озадаченных гробокопателя только и успевали пригибаться.
-Парень, всё в порядке? – осторожно спросил Клаус беснующегося чудака.
-Ты в своем уме? – вторил его мыслям Сэм.
-Ум? Ум! Мне не нужен ум и даром, если он приводит к такому кошмару! Благо, у меня его нет! Настоящее бедствие! – он явно не понимал, что несет.

Ситуация с небывалой скоростью выходила из под контроля, и, стоило Клаусу об этом подумать, как эта скорость достигла первой космической.
В считанные мгновения случился целый ряд непоправимых и трагичных несчастных случаев, будто злой рок дал залп из всех орудий: ноги юноши , выписывая в воздухе очередной нервный пируэт, встретили на своем пути лицо Сэма, парень потерял равновесие, испугался и, падая в могилу, нажал на курок. Клаус повалился на землю, быстро пересчитывая конечности и оценивая их целостность, когда увидел, что прямо над ним рвется злосчастный раненный трос. Немного помешкав, Сэм потерял остатки сознания и полетел на дно, прямо на несчастного парня. Сверху со звуком, что навсегда запечатлелся в памяти Клауса Одда, освобожденный от троса обрушился гроб с военным преступником внутри.

Клаус, не помня себя от ужаса, перебирая и руками, и ногами, будучи не в силах подняться, убирался прочь от этого страшного места.
«Какую глубокую могилу мы выкопали.» - озвучил он мысль, которую меньше всего боялся, и сразу об этом пожалел.
Оказавшись в знакомой по очертаниям тени, он наградил безумно злым взглядом, старую, полуразрушенную, годами пустующую церковь, её отбрасывавшей, и прошипел сквозь зубы:
-Сколько ещё ты будешь ломать мне жизнь, чертова развалина?


Ну пните меня...
Это самое-самое начало, первая глава, даже предисловие, пожалуй будет потом. У меня как обычно проблемы со вступлениями и с некоторыми строчками в конце. Этот парень - Пьер Ла Шез, кто знает. тот поймет, я просто не нашел, куда тут вставить его реплику с представлением.
Мне правда нужна ваша помощь. так что комменты типа "Ты хуй." не пойдут. Требую факинг обоснуй и полезные советы. Но комменты обязательны! Всех люблю, кроме тех, кто останется равнодушным к моим призывам и мольбам и ничего в ответ не скажет.


@темы: высокохудожественные говна

14:54

all of us have a place in history. mine is clouds.
Вчера я в перерыве между занятиями сидел в сквере на лавочке и смотрел на небо сквозь листья деревьев. Потом солнце исхитрилось ужалить меня прямо в зрачок, и я обратил внимание на землю. По земле ползло нечто. Сначала я никак не мог признать в этом ничего знакомого, никогда не видел ничего подобного. Но чуть позже я заметил на массивном мохнатом зелёном тельце, увлекаемое вперёд тремя парами изогнутых лапок, что-то похожее на голову. Зрительно её невозможно было отделить от туловища, но оно более всего напоминало мордочку совы. На спинной стороне брюшка я заметил складки, влачащиеся по земле чуть позади лапок. совсем крохотные, я, уже догадавшись, что передо мной крайне симпатичный мотылек, по началу подумал, что он ранен. Ему безумно понравились мои ботинки, куда бы я ни отошел он направлялся ровно к ним. Таким образом я отвел его в тень своей скамейки. Он взобрался на теневую сторону её ножки и стал ждать. Мне стало очень интересно, чего же он так ждет, совсем не шевелясь. иногда только перебирая лапками, чтобы удержаться на ветру. Со временем я стал замечать в нем некоторые изменения: Складки на его спине постепенно наливались жизнью и раскрывались в гигантский зелёный аэроплан, расписанный изысканнейшим узором. Меня осенило: я видел первые минуты его жизни после того, как он вышел из куколки...

Всю ночь я не спал. Меня снова преследовало прошлое, но я чувствовал, что оно вроде бы как... окуклилось. К утру мой разум уже не сдерживала никакая оболочка, я чувствовал себя свободным и уснул под монолитный шум дыхания мира, в исполнении моих любимых композиторов. Моё прошлое станет моим аэропланом со своим неповторимым и прекрасным узором...




"Ты можешь обрести своё собственное видение, расцвести и взлететь к горизонту!"

Да, Мастер, я могу.


@темы: сами виноваты, что прочитали

17:03

all of us have a place in history. mine is clouds.

Настроение стерто. Ничего не хочу. Один хрен знает, когда этот человек прекратит устраивать такие шикарные фестивали. И вообще перестанет играть. Что будет, если я никогда не попаду на его концерт?

07:42

Kick me.

all of us have a place in history. mine is clouds.
all of us have a place in history. mine is clouds.
Смотреть обязательно и до последней секунды. Обама в конце добивает.




all of us have a place in history. mine is clouds.
я мечтаю жить на скалистом берегу, в своём домике с гаражом. в котором никогда не будет машины. чтобы не было жары или мороза, только холод и тепло. ездить с фотоаппаратом в местные леса в особо солнечно-пыльные часы, прохаживаться по площадям в поисках случайных людей. с которыми смогу посидеть в баре до ночи. это мои выходные, а по будням я много работаю и мало сплю. до 5-и - 7-и я на работе, я либо владелец маленького книжного магазина. либо всё таки стоматолог. вечером я прихожу домой и, идя по дороге до гаража, спускаясь в прохладу и сырость его подвального помещения думаю о музыке. включаю свет и вижу свою черную Ибанез по прозвищу Элла, акустику Фитца от Мартина, сегодня может прийти товарищ с цифровым пианино. либо виолончелью и скрипкой. В прочем, не надо. иначе всё перельётся в попойку. У меня другие планы на первые часы ночи. Я включаю компьютер и гитарный процессор и ваяю пока не пойму, что пора остановиться. я иду в комнату с большой кроватью, смотрю на часы. наливаю себе стаканчик виски с колой, бросаю три кубика льда, зажигаю самокрутку и сладость разливается по телу. я сажусь за печатную машинку. пишу я только до тех пор. пока не опустеет второй стакан. Но этого достаточно всегда. Сон приходит, как дурман от последней затяжки, я чувствую. что если не лягу, я вырублюсь, но так и должно быть, я долго работал. чтобы добиться такого состояния. поэтому я не сопротивляюсь.


Это просто копипаст после погружения в медитативный транс, ничего не отредактировано. ничего даже дважды не прочитано.

@темы: сами виноваты, что прочитали

05:40

all of us have a place in history. mine is clouds.
Я заснул в 2 часа дня.
И проснулся в 4:15, чтобы начать вам писать.

И мне приснился День. Ясный, светлый день нашего будущего, где все мы в своем роде прекрасны.
Даш, ты во главе журнала мод. Иногда пишешь и о нас, смертных, и тайком улыбаешься странной такой улыбкой, натыкаясь в своей статье на знакомое лицо, ведь это совершенно случайно, ты и не подозревала.
Сестренка подписывает детям книги коротким и понятным немногим "Мыш". Великая, но к детям такая близкая.
У Кости в руках пол-мира, но он все ещё выбирает себе новую игрушку на приставку и никак не может выбрать из двух. Ему ж скоро на океанское побережье, надо что-то с собой брать.
Среди молодежи теперь Паланика проходят разве что в школах, все говорят, что если не читал Тони Такс, то не знаешь, где искать жизнь, а если не понял, то и в андерграунд не суйся ногой.
У Енота свой дом, в котором он прячется от всего, что приносят открытия в науке, и ждет то, что эти открытия должны принести на самом деле. Тем более, что теперь у неё комната завалена холстами с незавершенными картинами, когда-нибудь она все доделает. Собака рвется растерзать жалких репортеров у двери, но хозяйка останавливает.
Цахес то тут, то там делает новые записи с молодыми музыкантами, помогает им выйти выше и сделать больше. Но не в ущерб своей семье она этим занимается. У неё, кстати, тоже собака. Большая и дружелюбная, играет с маленькой девочкой с очень мягкими кудряшками, будто сотканными из шелка.
Жуся раздет подзатыльники сценаристам и издевается над молодежью на кастингах, периодически демонстративно вздыхая что-то вроде: "Депп, на кого ты нас покинул!" - и украдкой посмеиваясь над своей же шуткой. Потом носится и почему-то ищет меня, ибо все записи к саундтреку её не устраивают.
О некоторых я воздержусь писать, других не было в моем сне, но я знал, почему, и знал, что это и есть хорошо.

О себе я ничего не знаю, я проснулся в своей комнате с четким знанием, что за следующий день я должен найти вас всех, чтобы просто посмотреть. И не выдать себя, чтобы не останавливаться. времени мало. Потому что этот ясный и светлый день был последним днем нашего Мира. Последнее в моем сне - я отправился в какое-то определенное место, в центре города, похожего на Нью-Йорк. На небе появилась точка и за ней потянулся шлейф. Она летела вниз и в последнее мгновение стала неимоверно большой, а я стоял под ней и улыбался.

Я не планировал спать больше 2х-3х часов.

@темы: сами виноваты, что прочитали

all of us have a place in history. mine is clouds.
Я слушаю Message to Bears. Я слышу эту музыку, и она в моей голове звучит чуть иначе. Просто я знаю, чего в определенных моментах не хватает. Словно кто-то заносит над дверью руку и не решается постучать. Боже как надоело это чувствовать и ничего не мочь сделать.
А вообще, это прекрасно - всем советую.

Когда-нибудь я напишу письмо китам.
"И мы удивим богов!"