all of us have a place in history. mine is clouds.
Я всё сказал.
all of us have a place in history. mine is clouds.
Всемирный потоп отсудил магму свежей Земли, Вавилон канул в Лету, Везувий прокашлялся и замолчал, Чернобыль вскрыл давно гноящийся радиацией атомный нарыв Матушки-планеты, а Хиросима похоронила историю маленького восточного мира. Всё это было давно, что осталось созерцать Небу? Только воспоминания, призраки минувших трагедий человечества, ныне настолько напуганному и жалкому, что стремиться избежать даже себя и своей тени, которая покрывает каждый миллиметр земного пространства.
Каждую новую осень Ветер приносил эту мысль откуда-то с арктических полей и Небо, сходя с ума, воображало себя чем угодно, только не самим собой, чтобы не казаться самому себе таким несчастным. В этом году оно выбрало образ мыльного пузыря, в котором по нелепой случайности оказалась маленькая пылинка под названием Земля. И таким скучным становился этот Пузырь, что многие капли небесной влаги не выносили подобного соседства и срывались с его полупрозрачной перламутровой поверхности вниз, к маленькой пылинке, а чтобы себя хоть немного развлечь, по пути одевались в пестрящие неповторимыми узорами наряды. Снежинки летели навстречу людям, таким же многочисленным и неповторимым, как и они сами, каждый со свей судьбой, со свей дорогой. Каждая светлая и чистая гостья Земли хотела найти себе своего человека, раствориться в нём, прожить всю его жизнь. И вот, одна из них приметила на своём пути невысокую тёмную сгорбленную фигуру нахохлившегося от холода парня. "Уж в нём должно быть что-то интересное." - подумала одна снежинка и подруги её согласились и поспешили навстречу юноше. Скользнув по щеке, они устроились поудобнее на шее молодого человека и прислушались.
Ненавижу зиму... Слишком светло от этих колких, маленьких снежинок. Зачем вообще солнцу светить эти четыре или пять никчёмных часа, толку-то никакого?
Господи, какие же всё таки неуклюжие эти огромные бомбардировщики поднебесья. Я уверен, с их высот человечество с его домами, дорогами и заводами выглядит, как... один большой паразитический организм! Простейшее! Такого вредителя разумеется надо забросать бомбами, я согласен, но при чём тут я?! Между мной и ними нет никакой связи, я такой же пленник и раб Высокоразвитого Простейшего, как и ты, Мир. Тогда почему в меня летит столько бомб? Вот, ещё одна... Очередная бомба замедленного действия, очередная царапина на щеке. Коварный механизм. Вспарывает кожу, сковывает плечи ледяным прикосновением, а затем самое страшное... Эта сволочь тает, ледяная капля стекает по загривку под рубашку, а ты просто стоишь с таким видом, будто тебя прилюдно раздели и окатили ведром холодной воды, и ничего не можешь сделать...
Когда же автобус приедет?
Вчера я только и успел, что попрощаться...
Какой кошмар...Вчера...
Мои воспоминания - водоворот фотографий, звуков, мимолётных образов. Вот она, снова вышла на поверхность чёрная воронка, клацающая пенистыми гребнями. Даже просто смотря на неё начинаешь терять надежду.
Волна взметнувшейся от стены бетонной крошки, невыносимая вибрация рамы двери, закрывающейся где-то позади, совсем рядом. Такой чёткий удар в затылок, такая острая боль в груди. Опасно кренящаяся картина мерцающего больнично-белым светом коридора, мигающая над головой лампа, что предвещает долгие дни, полные холода, пока, как кот в поисках нового хозяина, не забьюсь на чей-нибудь чердак, пока не найдут.
Вспышка, вспышка, вспышка... Зрачки хаотично расширяются и сужаются... Странные параллели между цветом и звуком, как крюком под рёбра, цепляют жестоко и обескураживающе... Нет звука хуже, чем мелодия белой лампы или морозного снежного утра.
Нет, хищная пасть этого круговорота не должна меня поглотить в очередной раз. Смахнуть слезу, взъерошить волосы, сегодня я иду не просто куда-нибудь, сегодня иду к тебе на чердак.
Снежинки не таяли, они просто плакали.
"Что остаётся созерцать Небу?"
Каждую новую осень Ветер приносил эту мысль откуда-то с арктических полей и Небо, сходя с ума, воображало себя чем угодно, только не самим собой, чтобы не казаться самому себе таким несчастным. В этом году оно выбрало образ мыльного пузыря, в котором по нелепой случайности оказалась маленькая пылинка под названием Земля. И таким скучным становился этот Пузырь, что многие капли небесной влаги не выносили подобного соседства и срывались с его полупрозрачной перламутровой поверхности вниз, к маленькой пылинке, а чтобы себя хоть немного развлечь, по пути одевались в пестрящие неповторимыми узорами наряды. Снежинки летели навстречу людям, таким же многочисленным и неповторимым, как и они сами, каждый со свей судьбой, со свей дорогой. Каждая светлая и чистая гостья Земли хотела найти себе своего человека, раствориться в нём, прожить всю его жизнь. И вот, одна из них приметила на своём пути невысокую тёмную сгорбленную фигуру нахохлившегося от холода парня. "Уж в нём должно быть что-то интересное." - подумала одна снежинка и подруги её согласились и поспешили навстречу юноше. Скользнув по щеке, они устроились поудобнее на шее молодого человека и прислушались.
Ненавижу зиму... Слишком светло от этих колких, маленьких снежинок. Зачем вообще солнцу светить эти четыре или пять никчёмных часа, толку-то никакого?
Господи, какие же всё таки неуклюжие эти огромные бомбардировщики поднебесья. Я уверен, с их высот человечество с его домами, дорогами и заводами выглядит, как... один большой паразитический организм! Простейшее! Такого вредителя разумеется надо забросать бомбами, я согласен, но при чём тут я?! Между мной и ними нет никакой связи, я такой же пленник и раб Высокоразвитого Простейшего, как и ты, Мир. Тогда почему в меня летит столько бомб? Вот, ещё одна... Очередная бомба замедленного действия, очередная царапина на щеке. Коварный механизм. Вспарывает кожу, сковывает плечи ледяным прикосновением, а затем самое страшное... Эта сволочь тает, ледяная капля стекает по загривку под рубашку, а ты просто стоишь с таким видом, будто тебя прилюдно раздели и окатили ведром холодной воды, и ничего не можешь сделать...
Когда же автобус приедет?
Вчера я только и успел, что попрощаться...
Какой кошмар...Вчера...
Мои воспоминания - водоворот фотографий, звуков, мимолётных образов. Вот она, снова вышла на поверхность чёрная воронка, клацающая пенистыми гребнями. Даже просто смотря на неё начинаешь терять надежду.
Волна взметнувшейся от стены бетонной крошки, невыносимая вибрация рамы двери, закрывающейся где-то позади, совсем рядом. Такой чёткий удар в затылок, такая острая боль в груди. Опасно кренящаяся картина мерцающего больнично-белым светом коридора, мигающая над головой лампа, что предвещает долгие дни, полные холода, пока, как кот в поисках нового хозяина, не забьюсь на чей-нибудь чердак, пока не найдут.
Вспышка, вспышка, вспышка... Зрачки хаотично расширяются и сужаются... Странные параллели между цветом и звуком, как крюком под рёбра, цепляют жестоко и обескураживающе... Нет звука хуже, чем мелодия белой лампы или морозного снежного утра.
Нет, хищная пасть этого круговорота не должна меня поглотить в очередной раз. Смахнуть слезу, взъерошить волосы, сегодня я иду не просто куда-нибудь, сегодня иду к тебе на чердак.
Снежинки не таяли, они просто плакали.
суббота, 09 января 2010
all of us have a place in history. mine is clouds.
Гена и Костя.
Богомерзкий Некромансер и Эльфийский Секс-Символ.
ага-ага.
А ещё Нирыбанимясо и Генетически Сгенерированная Машина-Убийца.
Сам с нас офигеваю.
Меня окружают разные люди: Оплот Мудрости, Генетический Эксперимент, Великий Тёмный Архимаг, Женщина Женщин...
Какого хуя я делаю посреди этой ёбаной пустыни?
Богомерзкий Некромансер и Эльфийский Секс-Символ.
ага-ага.
А ещё Нирыбанимясо и Генетически Сгенерированная Машина-Убийца.
Сам с нас офигеваю.
Меня окружают разные люди: Оплот Мудрости, Генетический Эксперимент, Великий Тёмный Архимаг, Женщина Женщин...
Какого хуя я делаю посреди этой ёбаной пустыни?
четверг, 07 января 2010
all of us have a place in history. mine is clouds.
Вот теперь я понимаю, почему там поётся "Oh, don't ask why...". Тот, кто слышал и пил, тому этот вопрос - "не пришей кобыле хвост".
Действительно, "And there must be whisky on your way!"
Действительно, "And there must be whisky on your way!"
суббота, 02 января 2010
all of us have a place in history. mine is clouds.
понедельник, 28 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
all of us have a place in history. mine is clouds.
Бытие на ошибке основано, ошибку ошибкой исправляет, ошибкой возвращается, ошибками творит так, что случайность становится судьбой Мира. (Лем)
Три закона эволюции: “Смысл посланца - в послании”; “Виды возникают из блуждания ошибки”; “Созидаемое менее совершенно, чем созидатель” (Лем)
Закон профессора Тарантоги: “Никто ничего не читает; если читает, ничего не понимает; если понимает, немедленно забывает”.(Лем)
Специалист - это варвар, невежество которого не всесторонне. (Лем)
Почему тебя не пугает машина, которая в тысячу раз сильнее тебя, но ужасает мысль о машине, которая многократно превосходит тебя интеллектом?(Лем)
Закон Доньды: “То, что может сделать малый компьютер, имея большую программу, может также сделать большой компьютер с программой малой; отсюда логический вывод, что бесконечно большая программа может выполняться сама, то есть без какого-либо компьютера”. (Лем)
Чтобы освоить мир, нужно его точнее назвать. (Лем)
Не существует малого зла. Этику не измеришь арифметикой. (Лем)
Наверное, прекрасных времен никогда и не было - всегда кто-то кому-то ноги выдергивал, только что с разным усилием. (Лем)
Три закона эволюции: “Смысл посланца - в послании”; “Виды возникают из блуждания ошибки”; “Созидаемое менее совершенно, чем созидатель” (Лем)
Закон профессора Тарантоги: “Никто ничего не читает; если читает, ничего не понимает; если понимает, немедленно забывает”.(Лем)
Специалист - это варвар, невежество которого не всесторонне. (Лем)
Почему тебя не пугает машина, которая в тысячу раз сильнее тебя, но ужасает мысль о машине, которая многократно превосходит тебя интеллектом?(Лем)
Закон Доньды: “То, что может сделать малый компьютер, имея большую программу, может также сделать большой компьютер с программой малой; отсюда логический вывод, что бесконечно большая программа может выполняться сама, то есть без какого-либо компьютера”. (Лем)
Чтобы освоить мир, нужно его точнее назвать. (Лем)
Не существует малого зла. Этику не измеришь арифметикой. (Лем)
Наверное, прекрасных времен никогда и не было - всегда кто-то кому-то ноги выдергивал, только что с разным усилием. (Лем)
воскресенье, 27 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
27.12.2009 в 21:47
Пишет for porn:URL записи
D
суббота, 26 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОСМОТРЕТЬ:
www.youtube.com/watch?v=qTV-YxOwLdA
www.youtube.com/watch?v=aqrBYRCxy2E
www.youtube.com/watch?v=Mwb6st5BLL0
www.youtube.com/watch?v=i3eU73Nc11Q
пока что только так. есть ещё много отменных сценок, но сейчас вам эти на рассмотрение. спать, блин, пора.
www.youtube.com/watch?v=qTV-YxOwLdA
www.youtube.com/watch?v=aqrBYRCxy2E
www.youtube.com/watch?v=Mwb6st5BLL0
www.youtube.com/watch?v=i3eU73Nc11Q
пока что только так. есть ещё много отменных сценок, но сейчас вам эти на рассмотрение. спать, блин, пора.
среда, 23 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Вы знаете, "мораль" - это такое забавное слово!
В ограниченной по численности части общества будет всего 15% от общего числа индивидов, которые в неё верят, несут, как крест, как знамя или как что бы то ни было знаковое, лишь бы повыше нести. Это просто живые Орущие Головы. Вероломные уроды со священными именами на устах.
1% тех, кто несёт эту мораль, как портрет любимой: поближе к сердцу и никому не доверять, никому не показывать, ибо понимают, что новый логотип для бренда "мораль" быстро схватят, переведут на знамя, распнут на кресте, да унесут от них подальше. Великомученики и Страдальцы. Существа милые, хорошие, но совершенно бесполезные.
Есть и другие, их будет где-то 34%. Они любят комфорт, удобства и понимают, что если они удобны для общества, то и общество будет вполне удобным для них. Потому эту самую мораль они вешают на стену, как трофейное чучело. Дескать: "Вот, какой я молодец! Вот, какую рыбу поймал!" Такие люди - это Благополучные Производители, Работники, в коих осталась одна вера, вера в спасение и безопасность. Чучело же здесь - это просто безмолвный свидетель их крайней беспомощности.
49% других людей мне попросту неинтересны, для них прежняя мораль устарела, нуждается в модернизации, но сами ничего не меняют, только ждут, когда же им положат в голову что-то новое. Это Потребители.
Вы скажете, что я слишком пессимистичен и к тому же забыл один последний процент?
Нет, кое-какая надежда у меня всё же есть. Я надеюсь как раз на тот самый процент. Процент людей, которые эту мораль просто вывели, знают её, но никогда не пользуются.
Святые имена выгравированы на пистолетах, знамёна горят, портрет любимой выжжен в синапсах той доли мозга, что отвечала когда-то за человечность, а на стене висит трофейное чучело из зверя с названием спасение.
В ограниченной по численности части общества будет всего 15% от общего числа индивидов, которые в неё верят, несут, как крест, как знамя или как что бы то ни было знаковое, лишь бы повыше нести. Это просто живые Орущие Головы. Вероломные уроды со священными именами на устах.
1% тех, кто несёт эту мораль, как портрет любимой: поближе к сердцу и никому не доверять, никому не показывать, ибо понимают, что новый логотип для бренда "мораль" быстро схватят, переведут на знамя, распнут на кресте, да унесут от них подальше. Великомученики и Страдальцы. Существа милые, хорошие, но совершенно бесполезные.
Есть и другие, их будет где-то 34%. Они любят комфорт, удобства и понимают, что если они удобны для общества, то и общество будет вполне удобным для них. Потому эту самую мораль они вешают на стену, как трофейное чучело. Дескать: "Вот, какой я молодец! Вот, какую рыбу поймал!" Такие люди - это Благополучные Производители, Работники, в коих осталась одна вера, вера в спасение и безопасность. Чучело же здесь - это просто безмолвный свидетель их крайней беспомощности.
49% других людей мне попросту неинтересны, для них прежняя мораль устарела, нуждается в модернизации, но сами ничего не меняют, только ждут, когда же им положат в голову что-то новое. Это Потребители.
Вы скажете, что я слишком пессимистичен и к тому же забыл один последний процент?
Нет, кое-какая надежда у меня всё же есть. Я надеюсь как раз на тот самый процент. Процент людей, которые эту мораль просто вывели, знают её, но никогда не пользуются.
Святые имена выгравированы на пистолетах, знамёна горят, портрет любимой выжжен в синапсах той доли мозга, что отвечала когда-то за человечность, а на стене висит трофейное чучело из зверя с названием спасение.
суббота, 19 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Ещё одна цель в жизни: Я обязан научиться танцевать вальс.
Эта музыка просто разрывает сердце, если не освобождать его от нагрузки и просто танцевать. Я не смогу это не слушать, я не хочу умирать. Вывод: обязательно научиться.
Эта музыка просто разрывает сердце, если не освобождать его от нагрузки и просто танцевать. Я не смогу это не слушать, я не хочу умирать. Вывод: обязательно научиться.
четверг, 17 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
У нас, среди живых, наказывают смертью...
Там, среди мёртвых, наказывают жизнью...
Какая потрясающая ирония...
Там, среди мёртвых, наказывают жизнью...
Какая потрясающая ирония...
среда, 16 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Не отпускает ощущение, что сейчас лето.
Розовые облака, голубое небо, правильная музыка, тёплый и лёгкий дым.
And I'm feeling good...
Розовые облака, голубое небо, правильная музыка, тёплый и лёгкий дым.
And I'm feeling good...
понедельник, 14 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Самое прекрасное имя собственное и сочетание слов вообще - это Иисус Христос.
Не то, чтобы это было для меня чем-то символичным, чтобы я думал о том, что кроется за этими словами... просто это самые прекрасные сочетания звуков.
Было бы замечательно использовать эти сочетания в каком-нибудь стихотворении, но тогда я буду слишком похож на Блока. Мы с ним и так в чём-то схожи, не надо перегибать палку. Как же я злюсь на ублюдков, которые родились раньше меня и накуралесили всякой всячины, схожей с той, что крутится непрерывно в моей голове, оттого клеймённой словом "плагиат". Для неё выйти за пределы черепной коробки - непозволительная роскошь.
Мне нужна ещё одна пачка "злобных папирос".
Не то, чтобы это было для меня чем-то символичным, чтобы я думал о том, что кроется за этими словами... просто это самые прекрасные сочетания звуков.
Было бы замечательно использовать эти сочетания в каком-нибудь стихотворении, но тогда я буду слишком похож на Блока. Мы с ним и так в чём-то схожи, не надо перегибать палку. Как же я злюсь на ублюдков, которые родились раньше меня и накуралесили всякой всячины, схожей с той, что крутится непрерывно в моей голове, оттого клеймённой словом "плагиат". Для неё выйти за пределы черепной коробки - непозволительная роскошь.
Мне нужна ещё одна пачка "злобных папирос".
понедельник, 07 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Кто-нибудь, пожалуйста, притормозите ход моего сердца.
четверг, 03 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Поэма о старом моряке
The Rime of the Ancient Mariner
Поэма - 1797-1798.
Перевод Николая Гумилева (1919)
Раз нажми сюда и не закрывай пока не прочтёшь
The Rime of the Ancient Mariner
Поэма - 1797-1798.
Перевод Николая Гумилева (1919)
Раз нажми сюда и не закрывай пока не прочтёшь
Я убит. Я чуть не плакал пока читал, чуть не сошёл с ума пока не закончил.
all of us have a place in history. mine is clouds.
Ещё один гений-психопат в мою коллекцию!
Да здравствует Сэм Кольридж!
"Для Кольриджа, чуждавшегося пантеизма, важнее другое – представление о мире как органическом процессе, где Всемогущий Дух и природа едины, хотя и внутренне противоречивы, и каждая частица, какой бы маленькой она ни была, содержит в себе свойства всей материальной вселенной. Эти идеи, смутно просматривающиеся здесь, в дальнейшем получили теоретическое обоснование и развитие в прозе поэта.
Легкое и плавное движение белого стиха, открытая, почти интимная интонация речи; свобода ассоциативного мышления, острота зрения и спокойно – радостное настроение особо выделяет эти стихи (наряду с «Эоловой арфой») среди всей остальной поэзии Кольриджа и делает их одними из лучших образцов медитативной лирики в поэзии английского романтизма."
После ознакомления с его "Разговорными стихами" и "Религиозными рассуждениями" я начал мечтать об эоловой арфе. Великое творение рук человеческих! Тот, кто придумал это - Человек или Божество, постигшее все учения востока без всякого ознакомления с ними. Арфа, струны которой настолько чувствительны, что грубые движения человеческих рук могут создать лишь убийственную какофонию, но порывы ветра извлекают божественные звуки. У меня должна быть такая вещь! Ведь это же идеальное сочетание материального и духовного. Буквально грань, та часть стены между этими двумя аспектами мироздания, более всего похожая на тончайший лист копировальной бумаги. Безграничный, сильный и стремительный ветер, проходящий сквозь решето струн, преображается в звук, всё такой же сильный и безграничный, в свою очередь открывающий дверь из запредельного потоку духовной энергии, колеблющей тонкие нити души, извлекающий из него звуки, более всего похожими на голос Музы. Ветер, как источник вдохновения. Куда там вашим производящим электричество ветряным мельницам!
Идеи техногенного мира на благо духовного! Высшее, дьявольское извращение, ведущее ко всему светлому, что есть в мире!
Да здравствует Сэм Кольридж!
"Для Кольриджа, чуждавшегося пантеизма, важнее другое – представление о мире как органическом процессе, где Всемогущий Дух и природа едины, хотя и внутренне противоречивы, и каждая частица, какой бы маленькой она ни была, содержит в себе свойства всей материальной вселенной. Эти идеи, смутно просматривающиеся здесь, в дальнейшем получили теоретическое обоснование и развитие в прозе поэта.
Легкое и плавное движение белого стиха, открытая, почти интимная интонация речи; свобода ассоциативного мышления, острота зрения и спокойно – радостное настроение особо выделяет эти стихи (наряду с «Эоловой арфой») среди всей остальной поэзии Кольриджа и делает их одними из лучших образцов медитативной лирики в поэзии английского романтизма."
После ознакомления с его "Разговорными стихами" и "Религиозными рассуждениями" я начал мечтать об эоловой арфе. Великое творение рук человеческих! Тот, кто придумал это - Человек или Божество, постигшее все учения востока без всякого ознакомления с ними. Арфа, струны которой настолько чувствительны, что грубые движения человеческих рук могут создать лишь убийственную какофонию, но порывы ветра извлекают божественные звуки. У меня должна быть такая вещь! Ведь это же идеальное сочетание материального и духовного. Буквально грань, та часть стены между этими двумя аспектами мироздания, более всего похожая на тончайший лист копировальной бумаги. Безграничный, сильный и стремительный ветер, проходящий сквозь решето струн, преображается в звук, всё такой же сильный и безграничный, в свою очередь открывающий дверь из запредельного потоку духовной энергии, колеблющей тонкие нити души, извлекающий из него звуки, более всего похожими на голос Музы. Ветер, как источник вдохновения. Куда там вашим производящим электричество ветряным мельницам!
Идеи техногенного мира на благо духовного! Высшее, дьявольское извращение, ведущее ко всему светлому, что есть в мире!
all of us have a place in history. mine is clouds.
Срочно позвони мне. Время уходит. Нам обоим надо совершить что-нибудь
исполинское прежде, чем мы умрем.
Послание от Ральфа Стэдмена1 (1 Художник, сделавший иллюстрации к книге
Хантера Томпсона "Страх и отвращение в Лас-Вегасе" (прим. перев.))
Я получаю мало писем от Ральфа. Он не беспокоит меня по пустякам. Но
его редкие послания всегда очень серьезны. Постоянные темы его писем -
смерть и упадок, и еще жажда денег - столь дикая и грубая, что даже лесник
из "Любовника леди Чатерлей" был бы посрамлен силой этого желания.
Рассел Чатам такой же. Художники не пишут писем, пока не впадут в
полное отчаяние, но к тому времени их мозги начинают буксовать. Они теряют
простую логику и способность к концентрации внимания, а из их глаз льется
спиртное.
Время от времени у меня возникали проблемы с Расселом, ну, а с Ральфом
проблемы не прекращались всю жизнь. Оба - богатые и знаменитые художники,
великие таланты своего времени, но в правильно организованном обществе их
уже давно усыпили бы по закону.
Вместо этого они получают огромные деньги за свои довольно странные
работы, и оба пользуются почетом во всем мире. Ральф живет, как калиф, в
своем 44-комнатном замке в модном графстве Кент недалеко от Лондона и время
от времени выезжает на псовую охоту.
А Рассел ходит с платиновой картой "Американ Экспресс", ездит на
"кадиллаке" и большую часть времени живет в стиле Сэма Кольриджа - образ
жизни, который не понимают даже его друзья.
Оба они - бесстыдные сибариты, далеко зашедшие в своих неистовых
пороках, но кто я такой, чтобы их судить? У каждого из нас есть странные
друзья: одни из них звонят из тюрьмы в четыре утра, другие пишут мрачные и
злобные письма.
На днях я заехал на почту и нашел в своем ящике два письма - первое от
Рассела, второе от Ральфа, оба исполненные гнева. Письмо Рассела я
переадресовал шерифу. Но письмо Ральфа было написано в тоне серьезного
медицинского бюллетеня, и я решил, что на него надо ответить.
"Дорогой Ральф! Я, наконец, получил письмо, написанное тобой в палате
интенсивной терапии клиники Мейдстоуна. Письмо датировано двадцатым марта, а
значит, прошло довольно много времени, если учесть, что ты писал его, стоя
на краю могилы.
Ты, Ральф, как старушка. Я устал от твоего ворчания и нытья. Если ты
без пяти минут покойник или просто напился, это еще не повод нести вздор о
гонорарах и смысле жизни.
Никогда не упоминай при мне эти два предмета, Ральф. Два тупых и
уродских вопроса. Ну да ладно. Покончим с ними раз и навсегда:
1. Никаких авторских гонораров нет и никогда не будет. Это безобразная
ситуация. Мой адвокат поговорит с тобой о деньгах и проблеме клеветнических
измышлений.
2. Твои вздорные рассуждения о смысле жизни - не что иное, как
старческий уход от реальности. Ты румяный помещик в твидовом костюме, Ральф,
человек искусства. Твоим соседям страшно даже представить, что ты делаешь с
животными, которых ловишь в капканы, и им, естественно, не хочется
вспоминать - когда они видят тебя, бродящего ночью по посадкам с дробовиком
в руках, - что у тебя по шесть пальцев на каждой руке и твой разум
представляет собой бурлящий котел противоречий.
Если бы они знали, насколько безгранично твое безумие, они бы посадили
тебя под замок... и они, несомненно, так и сделают, если ты не возьмешь себя
в руки.
Поверь моему слову. Не дай им повода. Я знаю этого Нар-ли, который
хозяйничает в мейдстоунском пабе, и я слышал гнусные сплетни, которые он о
тебе распространяет. Понятно, он не на твоей стороне."
исполинское прежде, чем мы умрем.
Послание от Ральфа Стэдмена1 (1 Художник, сделавший иллюстрации к книге
Хантера Томпсона "Страх и отвращение в Лас-Вегасе" (прим. перев.))
Я получаю мало писем от Ральфа. Он не беспокоит меня по пустякам. Но
его редкие послания всегда очень серьезны. Постоянные темы его писем -
смерть и упадок, и еще жажда денег - столь дикая и грубая, что даже лесник
из "Любовника леди Чатерлей" был бы посрамлен силой этого желания.
Рассел Чатам такой же. Художники не пишут писем, пока не впадут в
полное отчаяние, но к тому времени их мозги начинают буксовать. Они теряют
простую логику и способность к концентрации внимания, а из их глаз льется
спиртное.
Время от времени у меня возникали проблемы с Расселом, ну, а с Ральфом
проблемы не прекращались всю жизнь. Оба - богатые и знаменитые художники,
великие таланты своего времени, но в правильно организованном обществе их
уже давно усыпили бы по закону.
Вместо этого они получают огромные деньги за свои довольно странные
работы, и оба пользуются почетом во всем мире. Ральф живет, как калиф, в
своем 44-комнатном замке в модном графстве Кент недалеко от Лондона и время
от времени выезжает на псовую охоту.
А Рассел ходит с платиновой картой "Американ Экспресс", ездит на
"кадиллаке" и большую часть времени живет в стиле Сэма Кольриджа - образ
жизни, который не понимают даже его друзья.
Оба они - бесстыдные сибариты, далеко зашедшие в своих неистовых
пороках, но кто я такой, чтобы их судить? У каждого из нас есть странные
друзья: одни из них звонят из тюрьмы в четыре утра, другие пишут мрачные и
злобные письма.
На днях я заехал на почту и нашел в своем ящике два письма - первое от
Рассела, второе от Ральфа, оба исполненные гнева. Письмо Рассела я
переадресовал шерифу. Но письмо Ральфа было написано в тоне серьезного
медицинского бюллетеня, и я решил, что на него надо ответить.
"Дорогой Ральф! Я, наконец, получил письмо, написанное тобой в палате
интенсивной терапии клиники Мейдстоуна. Письмо датировано двадцатым марта, а
значит, прошло довольно много времени, если учесть, что ты писал его, стоя
на краю могилы.
Ты, Ральф, как старушка. Я устал от твоего ворчания и нытья. Если ты
без пяти минут покойник или просто напился, это еще не повод нести вздор о
гонорарах и смысле жизни.
Никогда не упоминай при мне эти два предмета, Ральф. Два тупых и
уродских вопроса. Ну да ладно. Покончим с ними раз и навсегда:
1. Никаких авторских гонораров нет и никогда не будет. Это безобразная
ситуация. Мой адвокат поговорит с тобой о деньгах и проблеме клеветнических
измышлений.
2. Твои вздорные рассуждения о смысле жизни - не что иное, как
старческий уход от реальности. Ты румяный помещик в твидовом костюме, Ральф,
человек искусства. Твоим соседям страшно даже представить, что ты делаешь с
животными, которых ловишь в капканы, и им, естественно, не хочется
вспоминать - когда они видят тебя, бродящего ночью по посадкам с дробовиком
в руках, - что у тебя по шесть пальцев на каждой руке и твой разум
представляет собой бурлящий котел противоречий.
Если бы они знали, насколько безгранично твое безумие, они бы посадили
тебя под замок... и они, несомненно, так и сделают, если ты не возьмешь себя
в руки.
Поверь моему слову. Не дай им повода. Я знаю этого Нар-ли, который
хозяйничает в мейдстоунском пабе, и я слышал гнусные сплетни, которые он о
тебе распространяет. Понятно, он не на твоей стороне."
all of us have a place in history. mine is clouds.
"Тихое воскресное утро на бульваре Гири. Огромная оранжевая вывеска
"СКЛАД" - единственное яркое пятно в пределах видимости. За ней видны авеню
- темная вереница заполненных туманом котловин, протянувшихся к пляжу.
Странные автомобили на дорогах, огромные мотоциклы, пристегнутые цепями к
пожарным кранам.
Я прочувствовал эти авеню. Знаю их, как вены на собственной шее. Могу
мчаться на предельной скорости по дороге в направлении кафе "Бич бой" в
таком густом тумане, в каком даже трамваи не рискуют ездить.
Я помню ночи в старые добрые времена, когда мы в тесной связке неслись
на больших мотоциклах через парк, как шумное стадо диких кабанов. Мы орали и
пили виски, и взрывали "зиппо" наши косяки, мы мчались в темноте как крысы,
и с нездоровым воодушевлением вписывались в изгибы дороги вокруг озер и
полей для поло... банда крепких ребят, готовых к приключениям на просторе.
Теперь все по-другому. Я живу в Майако, в пентхаузе с панорамным
балконом и джакузи, с высоты я разглядываю в большой черный бинокль аллеи и
крыши японского квартала. Обслуга приносит мне булочки, а на стоянке
припаркован мой новый черный "камаро".
Здесь меня знают. Когда мы возвращались в отель, я увидел швейцара в
сомнительном черном кимоно, который стоял прямо посередине Пост-стрит и
беспомощно махал потоку встречного движения... Я утопил педаль газа и сделал
рядом с ним вираж. Просто чтобы проверить рефлексы."
"Когда зазвонил телефон, было около трех. Пару секунд я на него смотрел,
потом схватил трубку и молча приложил ее к уху. Три часа ночи для некоторых
людей не слишком поздно, но эти люди не относятся к разряду спокойных. Те,
кто занимает линии междугородней связи в темные предрассветные часы,
принадлежат к особой породе. Когда телефон звонит в три часа - не
рассчитывай, что твой собеседник окажется человеком размеренного образа
жизни и правильно выбранной профессии.
На другом конце линии кто-то молча сопел в трубку.
- Говори! - рявкнул я в конце концов. - Чего тебе?
- Привет, - сказал голос. - Ты занят?
Оказалось, звонит из Вашингтона мой приятель - полит-консультант. Сила
и самообладание покинули его, как сказал он. Ему надо поговорить со мной о
чем-нибудь, но только не о политике.
- Позвони исповеднику, - сказал я. - Мое дело - политика, и сейчас мне
как раз требуются некоторые данные.
- Какие? - спросил мой приятель. - По Сенату? - Он недобро засмеялся. -
Не стоит беспокоиться. Выборы погоды не делают. Демократы могут получить
контроль, но Рейган все равно имеет право вето. Наша единственная надежда -
блокировать его вплоть до 1988 года. А тогда можно будет что-нибудь
предпринять.
- Остряк! - сказал я. - Помнишь, я советовал тебе воздержаться от крэка
и глупых шуток. Из-за них тебя когда-нибудь посадят в клетку. Твои дети
будут приходить по воскресеньям, чтобы через прутья потыкать тебя острыми
палками."
" Было почти три часа ночи, когда, скрипнув тормозами, я припарковал
машину на стоянке своего отеля. Похожий на пещеру холл был безлюден, если не
считать небольшой компании дегенератов-яппи. Они ждали лифта. Их было
шестеро или семеро, всем под тридцать. По прикиду можно было предположить,
что они возвращаются с дискотеки.
На мужиках были блестящие кожаные куртки и новенькие белые кроссовки
"Рибок", которые поскрипывали по плиткам пола, когда яппи нервно
переминались с ноги на ногу, проклиная отель за плохую работу лифтов.
- Все застряли на тридцать пятом этаже, - сказал один из них. - Там
держат девочек. Без специального ключа туда не добраться.
- Наплевать, - сказал его приятель. - Мы можем найти все, что нам надо,
в этой газете.
Он просматривал бульварную газетенку с гордым названием "Spectator". На
обложке было тусклое серое фото - нечто похожее на голую женщину с двумя
собаками. На последней странице красовалась блеклая реклама фирмы
эскорт-услуг под названием "Безграничный восторг". Текст объявления гласил:
"Обслуживание только на выезде - сними классных девочек прямо сейчас!"
Одна из женщин хихикнула. В одной руке она держала стопку
двадцатидолларовых бумажек, в другой - пакет с логотипом "Аристократического
массажного салона". Ее спутник нес большую картонную коробку с кучей туфель
на шпильках.
Ясно было, что эта компания своего рода жизнелюбов-извращенцев,
приехавшая из Лос-Анджелеса на выходные. Они болтали об оргиях и плетках, а
потом о бэбиситтерах и о том, что хорошо бы вернуться домой к началу любимой
телепередачи. Одна из женщин спросила меня, что я думаю об Эде Мизе, новом
генеральном прокуроре.
- Он до вас доберется, - сказал я. - Вы все скоро сядете за решетку.
Она отшатнулась и уставилась на меня.
- Вы кто? - недовольно проворчала она. - Еще один зануда?
- Я - ночной менеджер театра О'Фаррела, - ответил я, - этого
Карнеги-холла народного секса в Америке. Высший авторитет в таких делах.
Гнильцу я чувствую за милю."
"В прошлую субботу
я пошел в снэк-бар на Джинива-драйв рядом с "Kay-палас" и во время перерыва
между "Рокки IV" и "Бледным всадником" провел исследование посетителей
методом случайного отбора.
Результат оказался потрясающим...
Большие головы, тонкие шеи, слабые мускулы и толстые бумажники - вот
преобладающие физические признаки восьмидесятых... Поколение Свиней."
"Но Макдонелл все еще пребывал в смятении.
- В городе все закрыто, - сказал он. - Мы ждем, что ураган обрушится на
нас часа в два. Улицы пусты. Все страшно напуганы.
- Это же смешно, - сказал я. - Вы, люди, ведете себя, как поросята в
лесу. Возьми себя в руки. Дело не шторме. Просто
маньяк из Корал-Гейблс нагоняет на нас болезненные галлюцинации.
Кстати, второй раз за последнее время. И выглядит он, как Оззи Нельсон под
дозой.
- Ну ты даешь! - сказал Макдонелл. - Нейл Франк - директор
Национального центра изучения ураганов.
- Ну и что? - спросил я. - Он просто буйный псих. Может быть, славный
парень, но совершенно безнадежный. Ураганы для Нейла Франка как наркотик. Не
обращай на него внимания. Иди на свежий воздух, поиграй в гольф. Думаю,
сегодня тебе не будут мешать толпы игроков на лужайках."
" Когда мы добрались до отеля, я взял виски и вышел на балкон, с которого
открывался вид на залив Миссии. В моей руке была библия "Гидеонов". Мне
захотелось еще раз перечитать "Откровение", которое представляет собой
серьезную вещь: грозовой фронт; смесь Болеро, Сэма Кольриджа и бреда
Катона-старшего. Я очередной раз испытал трепет от ужасающей силы языка
"Откровения"... и от мысли, что эта по своей природе страшная книга от
"святого Иоанна Богослова" принята в Вашингтоне в качестве долгосрочного
плана действий. И Рональд Рейган берет этот план с собой, отправляясь в
Женеву на встречу с Горбачевым...
Не исключено, это было бы как раз то, что надо, если бы речь шла об
обращении какого-нибудь престарелого психа к сообществу писателей вроде
"Йедду"1 (Артистическая колония в Саратога-Спрингс (Нью-Йорк), существует с
1890 года, связана с именами множества известных американских писателей); но
у "Откровения" - черезвычайно активный язык, а в России к языку относятся
очень серьезно, особенно если от него зависят судьбы людей.
Несколько начальных строф из главы 13 представляют собой ряд
бессвязных, непонятных изречений о конце света:
"1. И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с
семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на
головах его имена богохульные.
2. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него - как у
медведя, а пасть у него - как пасть у льва: и дал ему дракон силу... и
власть.
3. И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но
эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем, и
поклонилась дракону, который дал власть зверю.
4. И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? Кто может
сразиться с ним?
5. И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему
власть действовать сорок два месяца.
6. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя его, и
жилище его, и живущих на небе.
7. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была
ему власть над всяким коленом и ...и племенем.
8. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не записаны в
книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.
9. Кто имеет ухо, да услышит.
10. Кто ведет в плен, сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому
надлежит быть убиту мечем. Здесь терпение и вера святых".
Каждый умирает в свой срок
Еще когда пассажиры выходили из самолета в Денвере, мэр казался пьяным.
Поэтому никто не обратил внимания, когда его очередной раз вырвало, и он
уткнулся лицом в грязное пластиковое окно."
Да, господа и дамы, 42.
"СКЛАД" - единственное яркое пятно в пределах видимости. За ней видны авеню
- темная вереница заполненных туманом котловин, протянувшихся к пляжу.
Странные автомобили на дорогах, огромные мотоциклы, пристегнутые цепями к
пожарным кранам.
Я прочувствовал эти авеню. Знаю их, как вены на собственной шее. Могу
мчаться на предельной скорости по дороге в направлении кафе "Бич бой" в
таком густом тумане, в каком даже трамваи не рискуют ездить.
Я помню ночи в старые добрые времена, когда мы в тесной связке неслись
на больших мотоциклах через парк, как шумное стадо диких кабанов. Мы орали и
пили виски, и взрывали "зиппо" наши косяки, мы мчались в темноте как крысы,
и с нездоровым воодушевлением вписывались в изгибы дороги вокруг озер и
полей для поло... банда крепких ребят, готовых к приключениям на просторе.
Теперь все по-другому. Я живу в Майако, в пентхаузе с панорамным
балконом и джакузи, с высоты я разглядываю в большой черный бинокль аллеи и
крыши японского квартала. Обслуга приносит мне булочки, а на стоянке
припаркован мой новый черный "камаро".
Здесь меня знают. Когда мы возвращались в отель, я увидел швейцара в
сомнительном черном кимоно, который стоял прямо посередине Пост-стрит и
беспомощно махал потоку встречного движения... Я утопил педаль газа и сделал
рядом с ним вираж. Просто чтобы проверить рефлексы."
"Когда зазвонил телефон, было около трех. Пару секунд я на него смотрел,
потом схватил трубку и молча приложил ее к уху. Три часа ночи для некоторых
людей не слишком поздно, но эти люди не относятся к разряду спокойных. Те,
кто занимает линии междугородней связи в темные предрассветные часы,
принадлежат к особой породе. Когда телефон звонит в три часа - не
рассчитывай, что твой собеседник окажется человеком размеренного образа
жизни и правильно выбранной профессии.
На другом конце линии кто-то молча сопел в трубку.
- Говори! - рявкнул я в конце концов. - Чего тебе?
- Привет, - сказал голос. - Ты занят?
Оказалось, звонит из Вашингтона мой приятель - полит-консультант. Сила
и самообладание покинули его, как сказал он. Ему надо поговорить со мной о
чем-нибудь, но только не о политике.
- Позвони исповеднику, - сказал я. - Мое дело - политика, и сейчас мне
как раз требуются некоторые данные.
- Какие? - спросил мой приятель. - По Сенату? - Он недобро засмеялся. -
Не стоит беспокоиться. Выборы погоды не делают. Демократы могут получить
контроль, но Рейган все равно имеет право вето. Наша единственная надежда -
блокировать его вплоть до 1988 года. А тогда можно будет что-нибудь
предпринять.
- Остряк! - сказал я. - Помнишь, я советовал тебе воздержаться от крэка
и глупых шуток. Из-за них тебя когда-нибудь посадят в клетку. Твои дети
будут приходить по воскресеньям, чтобы через прутья потыкать тебя острыми
палками."
" Было почти три часа ночи, когда, скрипнув тормозами, я припарковал
машину на стоянке своего отеля. Похожий на пещеру холл был безлюден, если не
считать небольшой компании дегенератов-яппи. Они ждали лифта. Их было
шестеро или семеро, всем под тридцать. По прикиду можно было предположить,
что они возвращаются с дискотеки.
На мужиках были блестящие кожаные куртки и новенькие белые кроссовки
"Рибок", которые поскрипывали по плиткам пола, когда яппи нервно
переминались с ноги на ногу, проклиная отель за плохую работу лифтов.
- Все застряли на тридцать пятом этаже, - сказал один из них. - Там
держат девочек. Без специального ключа туда не добраться.
- Наплевать, - сказал его приятель. - Мы можем найти все, что нам надо,
в этой газете.
Он просматривал бульварную газетенку с гордым названием "Spectator". На
обложке было тусклое серое фото - нечто похожее на голую женщину с двумя
собаками. На последней странице красовалась блеклая реклама фирмы
эскорт-услуг под названием "Безграничный восторг". Текст объявления гласил:
"Обслуживание только на выезде - сними классных девочек прямо сейчас!"
Одна из женщин хихикнула. В одной руке она держала стопку
двадцатидолларовых бумажек, в другой - пакет с логотипом "Аристократического
массажного салона". Ее спутник нес большую картонную коробку с кучей туфель
на шпильках.
Ясно было, что эта компания своего рода жизнелюбов-извращенцев,
приехавшая из Лос-Анджелеса на выходные. Они болтали об оргиях и плетках, а
потом о бэбиситтерах и о том, что хорошо бы вернуться домой к началу любимой
телепередачи. Одна из женщин спросила меня, что я думаю об Эде Мизе, новом
генеральном прокуроре.
- Он до вас доберется, - сказал я. - Вы все скоро сядете за решетку.
Она отшатнулась и уставилась на меня.
- Вы кто? - недовольно проворчала она. - Еще один зануда?
- Я - ночной менеджер театра О'Фаррела, - ответил я, - этого
Карнеги-холла народного секса в Америке. Высший авторитет в таких делах.
Гнильцу я чувствую за милю."
"В прошлую субботу
я пошел в снэк-бар на Джинива-драйв рядом с "Kay-палас" и во время перерыва
между "Рокки IV" и "Бледным всадником" провел исследование посетителей
методом случайного отбора.
Результат оказался потрясающим...
Большие головы, тонкие шеи, слабые мускулы и толстые бумажники - вот
преобладающие физические признаки восьмидесятых... Поколение Свиней."
"Но Макдонелл все еще пребывал в смятении.
- В городе все закрыто, - сказал он. - Мы ждем, что ураган обрушится на
нас часа в два. Улицы пусты. Все страшно напуганы.
- Это же смешно, - сказал я. - Вы, люди, ведете себя, как поросята в
лесу. Возьми себя в руки. Дело не шторме. Просто
маньяк из Корал-Гейблс нагоняет на нас болезненные галлюцинации.
Кстати, второй раз за последнее время. И выглядит он, как Оззи Нельсон под
дозой.
- Ну ты даешь! - сказал Макдонелл. - Нейл Франк - директор
Национального центра изучения ураганов.
- Ну и что? - спросил я. - Он просто буйный псих. Может быть, славный
парень, но совершенно безнадежный. Ураганы для Нейла Франка как наркотик. Не
обращай на него внимания. Иди на свежий воздух, поиграй в гольф. Думаю,
сегодня тебе не будут мешать толпы игроков на лужайках."
" Когда мы добрались до отеля, я взял виски и вышел на балкон, с которого
открывался вид на залив Миссии. В моей руке была библия "Гидеонов". Мне
захотелось еще раз перечитать "Откровение", которое представляет собой
серьезную вещь: грозовой фронт; смесь Болеро, Сэма Кольриджа и бреда
Катона-старшего. Я очередной раз испытал трепет от ужасающей силы языка
"Откровения"... и от мысли, что эта по своей природе страшная книга от
"святого Иоанна Богослова" принята в Вашингтоне в качестве долгосрочного
плана действий. И Рональд Рейган берет этот план с собой, отправляясь в
Женеву на встречу с Горбачевым...
Не исключено, это было бы как раз то, что надо, если бы речь шла об
обращении какого-нибудь престарелого психа к сообществу писателей вроде
"Йедду"1 (Артистическая колония в Саратога-Спрингс (Нью-Йорк), существует с
1890 года, связана с именами множества известных американских писателей); но
у "Откровения" - черезвычайно активный язык, а в России к языку относятся
очень серьезно, особенно если от него зависят судьбы людей.
Несколько начальных строф из главы 13 представляют собой ряд
бессвязных, непонятных изречений о конце света:
"1. И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с
семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадем, а на
головах его имена богохульные.
2. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него - как у
медведя, а пасть у него - как пасть у льва: и дал ему дракон силу... и
власть.
3. И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но
эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем, и
поклонилась дракону, который дал власть зверю.
4. И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? Кто может
сразиться с ним?
5. И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему
власть действовать сорок два месяца.
6. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя его, и
жилище его, и живущих на небе.
7. И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была
ему власть над всяким коленом и ...и племенем.
8. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не записаны в
книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.
9. Кто имеет ухо, да услышит.
10. Кто ведет в плен, сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому
надлежит быть убиту мечем. Здесь терпение и вера святых".
Каждый умирает в свой срок
Еще когда пассажиры выходили из самолета в Денвере, мэр казался пьяным.
Поэтому никто не обратил внимания, когда его очередной раз вырвало, и он
уткнулся лицом в грязное пластиковое окно."
Да, господа и дамы, 42.
среда, 02 декабря 2009
all of us have a place in history. mine is clouds.
Я словил себя на том, что иногда, от такого взаимопонимания с этим исполнителем, перестаю замечать, что Джейсон поёт не по-русски.